ДЕЛО ЛИС-ОБОРОТНЕЙ
фрагмент третий
книга >> фрагмент
1 / фрагмент 2 / фрагмент
3 / фрагмент 4
/ фрагмент 5 /
Александрия Невская, харчевня "Яшмовый феникс",
13-й день девятого месяца, средница,
около полудня
Баг вошел в харчевню "Яшмовый феникс" за полчаса до полудня.
"Яшмовый феникс" - харчевня по-своему известная. Располагается
она на углу улицы Писаря Дмитрия и славного множеством золотоглавых
соборов Литийного проспекта, чуть не в самом начале коего высится
торжественный и прекрасный терем улусной Палаты церемоний; в кругах
людей знающих Палату именуют коротко и веско "Литийный, четыре",
сообразно номеру дома. Выворачивая с моста, Баг в который раз прочел
простые, берущие за душу слова поминальной литии, высеченные на
спокон веку стоящей в начале проспекта стеле: "Вечная ваша
память, достоблажении отцы и матери, братья и сестры наши, пожившие
и скончавшиеся, приснопоминаемии. Бог да ублажит и упокоит их, а
нас помилует и спасет, яко Благ и Человеколюбец". При том,
сколько внимания уделялось именно аппаратом Палаты церемоний отправлению
обрядов, связанных с почитанием так или иначе ушедших из жизни предков,
то, что стояла Палата именно здесь, на Литийном, подле благородной
стелы, было весьма сообразным.
Но главная особенность харчевни "Яшмовый феникс" заключалась
не в прекрасном соседстве, не в удобном месторасположении и даже
не в том великом разнообразии всяческих выпечных изделий - здесь
всегда подавали пирожки с разнообразнейшей начинкой, от мяса до
творога, ватрушки тридцати сортов, и так далее, и тому подобное
- но в том, что местечко это облюбовали писатели, каллиграфы, а
также труженики средств всеобщего оповещения, то есть газет, журналов,
радио и телевидения. Редакции ряда периодических изданий располагались
неподалеку, в боковых крыльях Палаты церемоний: тут и "Александрийские
ведомости", и "Вечерняя Александрия", и "Голос
народа", и "Северный мацзян" - крупнейшее и авторитетнейшее
в империи специализированное издание, полностью посвященное этой
древней игре, и еще десятка два газет и журналов, и даже главные
редакции информационных и развлекательных программ улусного телевидения.
Сотрудники всех этих уважаемых органов регулярно заезжали - три
минуты неспешной езды на повозке - в "Феникс" перекусить,
а то и слегка взбодриться чарочкой чего-нибудь крепкого; некоторые
же обитали в харчевне постоянно, едва что не жили. Здесь было принято
отмечать выход новых книг, встречать те или иные праздники: Яблочный
Спас, например, или древний день Двойной Семерки - седьмой день
седьмого месяца, когда находящиеся в разных концах страны друзья,
лишенные возможности встретиться лично, почитают своим обязательным
долгом выпить один за другого и написать в честь дружбы несколько
проникновенных рифмованных строк, - или даже собственные дни рождения,
а то и просто справлять посиделки пестрыми, громко галдящими компаниями;
харчевня вошла в повседневную жизнь всей журналистско-писательской
братии.
Через все заведение тянутся, причудливо изгибаясь, две берущие начало
у входа в кухню стойки, между которыми принимают и выполняют заказы
улыбчивые прислужники в белых фартуках; по обеим сторонам стоят
многочисленные высокие табуреты и равномерно, через каждый шаг-полтора,
на стойках укреплены телефонные аппараты, а также лежат чистые листочки
плотной бумаги и остро отточенные карандаши - чтобы посетители могли
делать записи или звонить, не отрываясь от наслажденья пищею.
По стенам харчевни устроены специальные кабинки для тех посетителей,
каковые желают уединения - хотя в том гомоне, который во второй
половине дня обычно царит в "Яшмовом фениксе" кабинки
эти помогают худо. Свободные проемы стен украшены газетными вырезками
- все сплошь знаменитые статьи разного времени; вырезки забраны
в застекленные рамы; а справа от выхода есть так называемый "шаг
почета": свободное пространство стены в шаг шириной, где по
просьбе хозяина заведения, высокого и лысого Исаака Хац-Штуца, известного
в прошлом журналиста, оставляют собственноручные подписи прославленные
мастера пера.
Баг был равнодушен к настенному творчеству, как, впрочем, и к журналистике
вообще; он часто сталкивался с тем, что информация, подаваемая в
газетах, бывает так искажена или приукрашена, что, если попытаться
применить ее при деятельно-розыскных мероприятиях, принесет один
лишь вред. Баг пришел в "Яшмовый феникс", дабы совместить,
как говаривали древние, приятное с полезным: поесть и повидаться
с одним преждерожденным. Преждерожденного звали Фелициан Алекандрович
Гаврилкин и был он ведущим колумнистом в "Александрийских ведомостях",
но, впрочем, часто печатался и в других изданиях, используя в таких
случаях псевдонимы "Отшельник Гав" или "Сунь У-кун,
Царь обезьян". Таланты Гаврилкина были отмечены "Нефритовой
кистью", почетной подвеской на пояс, кою вручил журналисту
лично князь Фотий.
Фелициан Гаврилкин был личностью примечательной во всех отношениях.
Невысокий, скорее худой, с буйными кудрями, причудливо ниспадающими
на лоб, он ни мгновения, казалось, не мог провести в покое: все
члены его организма постоянно двигались, причем иногда совершенно
независимо друг от друга. Фелициан вечно размахивал руками и с присущей
молодости энергией все время порывался куда-то бежать: он был нужен
в десяти местах, еще в стольких же местах его ждали и всюду он опаздывал.
При этом умудрялся часами просиживать в "Яшмовом фениксе",
беспрестанно говоря по телефону с несколькими собеседниками одновременно,
и половина его разговоров была посвящена тому, как страшно и непростительно
он опаздывает.
Баг держал в уме эту манеру Отшельника Гава и потому, когда звонил
ему вчера вечером и договаривался о встрече в "Фениксе"
на десять часов утра, точно знал, что раньше двенадцати Фелициан
там никак не появится. Отшельник Гав опаздывал не иначе как на два
часа.
Баг все же пришел пораньше - чтобы иметь возможность спокойно поесть
пирожков. Давненько он не ел жареных пирожков с мясом. Или беляшей.
Мысль связаться с Отшельником Гавом пришла ему на ум еще вчера на
работе. Недавно Фелициан написал ряд довольно громких, язвительных
статей с общим названием "Лекарства бессмертия" и разобрал
некоторые из снадобий на составляющие. Он страшно любил тайные скандалы
делового мира, сплетни и слухи, тщательно скрываемые недочеты -
и уж если кому что-то и известно про "Лисьи чары" нерадостного,
не соответствующего официальным восторгам, то непременно ему!
В то же время подобные разговоры по телефону не ведутся. Беда в
том, что беседа с Отшельником могла закончиться ровно через минуту
после начала - он вполне мог ответить: "Нет, ничего не знаю",
но с тем же успехом мог открыть рот и закрыть его лишь по истечении
пресловутых, почти священных своих двух часов. Рисковать было нельзя;
по телефону Отшельник, даже если что-то знает или хотя бы подозревает
- не разговорится.
- Чего изволите? - остановился рядом с Багом любезный служитель
с подносом в руках. - Сегодня прекрасные пирожки с семгой.
- Принесите... э... штучек пять. И чаю жасминового, - заказал Баг.
В "Яшмовом Фениксе" в этот час было тихо и малолюдно;
из знакомых Баг заметил лишь известного поэта Петромана Х. Дыльника,
уныло сидевшего на табурете в дальнем углу и созерцавшего неотрывно
чашку чаю на стойке перед собою; вид у него был какой-то потерянный:
видно, муза покинула поэта.
Ничего, это временное явление: к часу дня начнет собираться проголодавшаяся
братия и от сигаретного дыма будет не продохнуть; кто-нибудь заметит
понурого Петромана, хлопнет по плечу, расскажет веселую историю,
а то и просто предложит выпить вина и - глядишь, уже строчит Петроман
что-то на клочке бумаги, а глаза безумные-безумные... Что и говорить:
поэт.
-...Да, я уже поворачиваю на Лигоуский... - раздался уверенный голос
и в дверях харчевни появился Отшельник Гав: в роскошном шелковом
укороченном халате с кокетливой вышивкой - плавающие по зеркальной
глади уточки-неразлучницы - с зонтом в руке и с телефонной трубкой,
плечом прижатой к уху. - Ой, тут затор, не знаю сколько простоим...
Да, да, я буду непременно звонить. Ну что ты, мне так неловко, ты
же знаешь, как я не терплю опаздывать! Пока-пока!
Баг мысленно ухмыльнулся. Отшельник Гав был человек по-своему уникальный:
в его голове скапливались и систематизировались самые разнообразные
сведения и самые последние новости, и добрый и отзывчивый Фелициан
никогда не мог отказать алчущим знаний и вопрошающим о них; так
и получалось, что, застигнутый на бегу одним из бесчисленных своих
знакомых, интересующимся, скажем, среднестатистическим ростом надоев
коров шицзячжуанского района, Отшельник Гав забывал про время и
начинал обстоятельно отвечать, чертя на подвернувшейся под руку
бумажке кривые взлетов и падений этих самых надоев, и - безнадежно
опаздывал к месту следующей встречи. Фелициан Александрович из-за
этого ужасно мучался, ибо и вправду не любил заставлять людей ждать,
он неоднократно пытался избавиться от подобной напасти, но вотще:
в очередной раз зацеплялся, как говорится, языком и - опаздывал
снова. В конце концов ему удалось ввести время, которого ему так
не хватало, в определенные рамки, равные двум часам. Правда, иногда
случалось, что Отшельник Гав, измученный совестью, делал над собой
чрезвычайное усилие и ему удавалось опоздать всего на час сорок
- как сегодня - но такие случаи были очень редки и являли собой
для знающих Гаврилкина людей сюрприз скорее неприятный.
- Драгоценный преждерожденный Лобо! - Отшельник с веселой улыбкой
склонился в немного утрированном поклоне, попутно потеряв телефонную
трубку и неуловимым движением поймав ее у самого кафельного пола.
- Я, кажется, немного опоздал?
- Что вы, преждерожденный Гаврилкин! Какие пустяки! - Баг сделал
приглашающий жест в сторону соседней табуретки. - Вы даже пришли
раньше.
- Действительно? - Отшельник с сомнением посмотрел на Бага, потом
швырнул трубку на стойку и лихим прыжком устроился на табурете.
Пристроил локоть на стойке. - Пирожки, пирожочки... - Блестящие
глаза Отшельника живо обежали харчевню, не нашли ничего интересного
и впились в прислужника, спешащего к ним с заказом Бага. - Что это
вы кушаете? - Лицо Фелициана пришло в движение: он обонял ароматы
пищи.
Прислужник ловко расположил перед Багом блюдо с распространявшими
изумительный запах пирожками, простой пузатый глиняный чайник с
чашкой и поклонился Отшельнику:
- Рад приветствовать вас, драгоценный преждерожденный Гаврилкин!
Что для вас?
- Как всегда! - махнул рукой Фелициан, ожесточенно принюхиваясь
к баговым пирожкам. - И один вот такой! Нет, два! Нет, три!
Служитель отошел, Отшельник взмахнул руками, выронил из рукава диктофон,
поймал и бросил на стойку рядом с телефонной трубкой. Трубка тут
же зазвонила.
- Вэй! Вэй! - Закричал Гаврилкин в трубку. - Вэй! Очень плохо слышно!
Я все еще стою в заторе на Лигоуском. - И отключился. Потом безо
всякого перерыва схватился за диктофон, нажал на кнопочку и поднес
Багу. - Спасибо, драгоценный преждерожденный Лобо, что наконец-то
согласились дать интервью для читателей газеты "Вечерняя Александрия".
У читателей накопилось множество вопросов...
Баг прикрыл диктофон ладонью.
- Нет? Разве нет? - Картинно вытаращил глаза Отшельник, выключая
диктофон. - А как же читатели? Они ждут, драгоценный преждерожденный!
Они истомились ждать! Вы обещали, как я понял, рассказать о неких
до сих пор не известных широкой публике деталях ваших последних
удивительных расследований...
Вернулся служитель и поставил перед Гавом блюдо с какой-то диковинной
ватрушкой, пирожками и огромный стакан с темной жидкостью, в которой
плавали, глухо постукиваясь боками, крупные прозрачные кубики. "Чай
со льдом", - с отвращением подумал Баг. Что делать: в "Яшмовом
фениксе" влияние так называемой цивилизации чувствовалось особенно
сильно.
- Нет, - качнул головой Баг. - Нет еще. Но вот Олежень Фочикян...
- Олежень Фочикян, тридцати двух лет, неженат, любимая собака Аля
черного цвета и неясной породы, одно из прозвищ "Олежень-незалежень",
недавно стал главным редактором "Асланiвского вестника",
известен своим свободомыслием и вкладом в разоблачение человеконарушительной
группы Черного Абдуллы и движения так называемых незалежных дервишей
в Асланiвском уезде... - Тут же, не задумываясь, выдал Отшельник
Гав. Схватил стакан и вовсю зазвенел льдом. - Позавчера приобрел
билет на куайчэ в Александрию, приедет в следующую шестерицу. -
На лице Фелициана живо отразилось недоумение. - Что с ним не так?
- Отшельник сделал приличный глоток.
- Все так, - улыбнулся Баг, наливая чай. "Ну и шустрый же Фочикян!
Уже и билет купил!". - А вы знаете, преждерожденный, зачем
он едет в Александрию?
- Стыдно признаться, - Гаврилкин жизнерадостно вгрызся в ватрушку,
- но не знаю.
- Интервью у меня брать едет. - Баг аккуратно откусил полпирожка
с семгой. Прислужник был совершенно прав: изумительные пирожки!
- Не-е-е-ет... - Гаврилкин шлепнул ватрушку обратно на блюдо. Заулыбался,
растерянно роняя крошки. - Да нет же! Это ведь шутка? Ну скажите,
драгоценный преждерожденный, что это шутка? Я так люблю шутки! Знаете,
как это - не пошутишь и не весело.
- Совершенно не шутка, - отвечал Баг. - Я ему давно обещал.
Вновь зазвонила трубка. Гаврилкин не обратил на нее никакого внимания,
так он был огорчен.
- Это... это... - Отшельник Гав не находил слов. Руки его жили отдельной
жизнью.
- Но делу можно помочь, - невозмутимо бросил Баг, берясь за следующий
пирожок. - Я дам интервью вам обоим.
- Да! Да! - Фелициан воодушевленно схватил стакан и единым глотком
выпил половину. Радостно захрустел льдом. - Это будет справедливо
и сообразно! Я всегда знал, драгоценный преждерожденный Лобо, что
вы не оставите наших читателей...
- А скажите-ка мне, преждерожденный Гаврилкин, - Отшельник с готовностью
уставился на Бага, - вот вы писали статьи про лекарственные средства...
- Отшельник усиленно закивал: было, помню. - А про снадобье "Лисьи
чары" у вас ничего не написано. Это что за средство такое?
Тонизирующее или, может, психоисправительное? Я что-то не пойму.
- А что такое? - Рука Отшельника опять потянулась к диктофону. -
Почему "Лисьи чары" интересуют Управление внешней охраны?
- Нет-нет, - Баг поднес чашку к губам. - У меня исключительно частный
интерес.
Фелициан разочарованно вздохнул.
Из вороха информации, которую одаренный журналист, постоянно прерываемый
телефонными звонками - ожил даже ближайший аппарат на стойке - вывалил
на Бага, следовало, что "Лисьи чары" - не что иное, как
новомодные пилюли, назначенные для тех, чья мужская сила пошла на
убыль или даже стала утрачиваться. Пилюли выпускает Лекарственный
дом Брылястова и они пользуются бешеным успехом: между ватрушкой
и пирожком Гаврилкин поведал, что в лекарственных лавках их еще
не так просто и найдешь, и это при том, что цена на "чары"
немалая. Пилюли просто-таки волшебные, давясь пирожком, сказал Фелициан,
все покупатели очень довольны, никто еще не жаловался, по себе знаю,
я ведь когда те статьи писал, все снадобья лично перепробовал, от
"Лювэй дихуан вань" и до этих "Чар", так вот
- некоторые снадобья были полная дрянь и видимость одна, тьфу просто!
хотя написано, что, де, они и недужного старца поднимут с ложа страданий
и позволят старцу этому провести остаток лет в здоровье и радостях
жизни, а вот "Лисьи чары" - это да, мне хоть и не надо
совершенно, ну вы понимаете, драгоценный преждерожденный, у меня
все в порядке, я еще о-го-го! но когда я принимать стал - знаете,
такое со мной сделалось! такое! На ночь надо принимать, так если
примешь - всю ночь потом только о Великой радости и думаешь! Да
что там думаешь! От меня тогда даже подружка сбежала: не выдержала.
Жеребцом обозвала на третий день и сбежала. Так и сказала, знаете
ли: жеребец ты, говорит. Конь. Когда обратно человеком станешь,
тогда звони. И сбежала. Я ей совершенно спать не давал, поверите
ли? То есть ни от каких других пилюль такого эффекта я не испытывал.
Да и не только я...
Баг терпеливо слушал. Все это он в общих чертах уж знал - ну, за
исключением того, что от Фелициана сбежала из-за "Чар"
подружка и как именно она его обозвала напоследок. Но прерывать
журналиста было несообразно. Пусть говорит. Если хочешь, чтобы человек
был с тобой искренним - веди разговор о нем самом.
- А вот не было ли каких-то сведений, скажем, противуположного свойства?
- осторожно спросил Баг, когда в речи Гаврилкина возникла пауза:
Гаврилкин питался.
Давясь то ли пирожком, то ли возмущением, Фелициан что было сил
замотал головой.
- Ни разу не слышал! Знаете, это тот редкий случай, когда даже я
ни унюхал ни тени скандала!
Понятно. Баг приуныл.
- Хотя... - вдруг сказал Отшельник Гав без уверенности, и Баг тут
же навострил уши. - Я этим совершенно не интересовался, это не наши,
неордусские проблемы... Кому интересно про чужие скандалы читать?
У варваров даже скандалы какие-то варварские, тьфу на них! Так вот
там что-то такое... я слышал краем уха. Исключительно краем. Чуть
ли не четыре пятых всего выпуска пилюль поступает за пределы Ордуси,
там спрос больше и потому Брылястов может цены заламывать еще выше,
хотя и здесь, доложу я вам, они еще те! Но там - вообще небесные.
Вы зарубежных фильм синематографических не смотрите? И правильно
делаете, что время тратить на глупости! А мне вот иногда приходится
по работе, чтобы в курсе новых веяний быть. - Гаврилкин допил наконец
чай и замахал служителю, чтоб принес еще. - Так вот характерная
деталька: уж который год что ни фильма - а у них это важнейшее из
искусств - то обязательно заметят так или иначе, что у главного
героя нефритовый, извините, стебель размером... ну... ну, в общем...
- Фелициан, развел руки в стороны, потом подумал и развел еще шире.
- Не меньше. И, мол, постоянно готов к сражению. Вот где кони! Рысаки
племенные! Как-нибудь так или этак, но обязательно эту мысль доведут
до зрителя. Ну например главной героине ее дети или младшие братья
про главного героя расскажут, потому что подсмотрели: а мы видели
в душе, у него нефритовый стебель - во какой! И что вы думаете:
героиня в героя сразу влюбляется. А то другой герой, второстепенный,
главному где-нибудь в бане скажет: эх, мне бы, мол, такой, как у
тебя, а с моим стеблем жизни, мол, нету никакой... Или третьего
дня смотрел фильму, правда, старую: там одна медсестричка ходила
за хворым в больничном покое, он в коме был, хворый этот, семь лет
лежал и - ни гу-гу, а она за ним смотрела: причесывала, подмывала,
все такое. Ну и разговаривала с ним, будто он в сознании. И вот
однажды разговаривает как обычно, а потом простынку подняла, посмотрела
на его стебель и говорит с чувством, давай, мол, приходи в себя,
тебе есть ради чего жить. Радостно так говорит. И что вы думаете?
Этот, в коме который, тотчас и очнулся! - Гаврилкин явно перестал
смущаться темой и его понесло. - То есть синематограф буквально
вдалбливает и мужчинам, и женщинам, что нормальный нефритовый стебель,
ну... для общения не пригоден. Мал и вял. И это же входит в подсознание!
У всех зрителей - а там зрители все - раньше или позже возникает
комплекс. И все думают, как увеличить стебель. Чтоб больше. Проблема!
Что им остается? Жизнеусилители глотать, разумеется! А некоторые
к лекарям ходят, те им куски кожи из других мест вырезают и к нефритовому
стеблю пришпандривают. - Гаврилкин выхватил у служителя новый стакан
с чаем и сделал глоток. - То есть сначала людям вывихивают мозги
на этой почве, а потом компании, которые жизнеусилители производят,
гребут деньги лопатой. Но Брылястов их всех сделал на их же поле!
- Отшельник жизнерадостно захохотал. - "Чары" продаются
лучше всех прочих снадобий. "Виагры" там жуткие, электростатические
стеблеподъемники, что в кармашке трусов надо держать во время Великой
радости... Тоже неплохо, правда? Великая радость в трусах. Ага!
И теперь получается, что весь Голливуд много лет работал на Брылястова,
на его "Чары"!
Баг с тем же терпением выслушал и это. Когда Фелициан в очередной
раз погрузился в пирожок, он решил уточнить:
- Так и что же за скандалы?
- Да не знаю я, не помню, обычная их чушь какая-то... - отмахнулся
журналист. - Какие-то судебные процессы были громкие, даже один
президент показания давал. Да ерунда, это все наверняка подстроили
их медицинские дома, у которых дела пошатнулись. Тамошние представители
Брылястова - те, через которых поступают в продажу "Чары",
- выиграли все процессы... Нет, прер Лобо, с "Чарами"
все чисто. И я... хоть предпочитаю никакими жизнеусилителями не
пользоваться, особенно в этой области - неловко как-то... перед
женщинами неловко, вроде как не я их люблю, а брылястовская химия
их любит. А тут я все-таки горжусь за свою страну. Просто-таки горжусь!
Брылястов их на раз сделал! Знай наших!
И он вновь вогнал свои белоснежные крепкие зубы в пирожок.
- За мной интервью, - чуть подождав из вежливости, сказал честный
человекоохранитель и откланялся. А Фелициан Александрович Гаврилкин
со стаканом в одной руке и телефонной трубкой в другой остался еще
постоять в заторе на Лигоуском проспекте.
книга >> фрагмент
1 / фрагмент
2 / фрагмент 3
/ фрагмент 4 / фрагмент
5 /
|